только не душа! Он привык к голоду, холоду, болезням — к каким угодно, но только не к душевным. Его не показывают по телевизору, о нем не пишут газеты. Именно так очень часто и происходит с теми людьми, которые должны стать примером для подражания, но мало кому интересен грязный бродяга. Люди брезгуют друг другом и в более лучших социальных условиях, а о бродяге и думать нечего.
Чаки — так зовут пса Артчера. Такой же беспородный бродяга, как и его хозяин. Простите! Как и его друг! Быть может, спайк в своё время так же был вышвырнут на улицу. Об этом можно только гадать.
Чаки — второй пёс Артчера. Первый у него был уже в низах социального образа жизни. Несколько лет назад. Он нашёл его ещё щенком в одном из мусорных баков пригорода. Несчастное животное было замотано в пакет. Человек, как же ты жесток… если тебе не нужно животное, не обязательно его убивать! Грандиозный триумф бессердечия.
Его звали спайк. Щенок вырос большим псом. Он был исключительно белым от природы, но от города он практически всегда был перепачкан чем зря и становился серым. Его нежная белизна возвращалась к нему всего на несколько недель, после того, как по городу прокатывали стены дождя.
В один из таких дней Артчер завернул в хорошо знакомый ему обитель Фила. Он как знал — жди беды. Нужно посмотреть, что там да как у Фила. Бродяга в пьяном угаре валялся посреди дороги в набирающей глубину луже.
— Поможем бедолаге? — спросил он пса.
Тот в ответ завилял хвостом.
— Значит, поможем. Как же не помочь.
Не малых усилий стоило оттащить Фила под арку. Артчер собрал в бочку пластик из мусорного бака и развёл огонь. Пёс уселся рядом. Вновь занырнул в бак, Артчер достал из него какое — то грязное тряпьё, куски картона и ещё несколько пластмассовых канистр. Тепло в виде полуфабриката. Не то тепло, но жизни подбавит и оно.
— Фил, — ударил его по щеке. — Живой?
В ответ послышались стоны.
— Живой, хорошо, — спокойно пробормотал Артчер, возясь с тряпками, накрывая ими второго, чьё тело уже перекантовано на картон.
Дождь оглушительно разбивался об асфальт. Сверкали молнии.
Пёс заскулил.
Артчер посмотрел на него с тёплой улыбкой.
— Ну, чистюля, иди ко мне!
Спайк послушно пересел ближе к своему другу.
— Проголодался — пади? — полез в рюкзак. — Сейчас, посмотрим, что у нас тут в запасах хорошего.
Пёс вскочил на ноги и засунул морду в рюкзак вслед за руками Артчера.
— Ну, погоди, дружок! — пробормотал старик. — Сейчас я всё достану, не мешайся, — рассмеялся хриплым, тихим смехом.
Прокашлялся. Вытер морщинистую руку о штанину, провёл ею по густой, седой бороде и снова залез в рюкзак.
— Держи, — сунул другу кусок хлеба.
Тот радостно принялся за него, виляя хвостом.
Умиление. Артчер понимал, как мало его другу нужно для искреннего счастья. У него на душе становилось тепло от того, что он осознавал свою необходимость, свою важность в глазах друга, который его никогда не предаст. Спайк был не менее важным для Артчера.
Достал половину палки копчёной колбасы, которую он нашёл в одном из баков у продуктового магазина. Сделал несколько осторожных укусов, дабы не зацепиться за колбасу больными зубами, с трудом разжевал и проглотил еду.
— Держи, чаки, — протянул колбасу псу.
Сколько же счастья в глазах собаки! Человек предложил псу отведать испорченную колбасу, а счастья — искреннего, неподдельного — столько, что будь бы оно светом — весь переулок сейчас же залился бы ослепительно белым теплом. Как же просто человек может дарить кому — то счастье! Не трудно стать творцом света, добра любви..
Как мало нужно для счастья — кусок испорченной, выброшенной, уже никому не нужной колбасы, заправленной хорошей порцией секретного ингредиента — добра с заботой!
Как часто человек становится жесток от нехватки этих чувств. Как легко ему на самом деле помочь! Как просто избежать горя.
Как жаль, что в этом мире что — то пошло не так!
Перекусил, оба легли вплотную к Филу — так теплее. Благо на улице не мороз. Было бы бед сегодня на один вечер.
Дождь не прекращался. В конце улицы машины почти не появлялись.
Вся троица крепко спала.
Совсем недолго.
Громче стихии под аркой разлетелся оглушающий, мерзкий кашель, едва не доходящий до рвоты.
Пёс вскочил первым. Артчер медленно поднялся на ноги.
Фил задёргался.
— Дружище, ты чего? — спросил Артчер.
В ответ вновь хрипучий кашель. Тело извивается.
— Холодно, — сквозь кашель выдавил комок грязных тряпок. — Ног не чувствую.
— Спирт есть? — сказал Артчер и тут же осознал бессмысленность вопроса. У такого подобные вещи долго не хранятся. Всё за раз.
Сунул руку во внутренний карман куртки, Артчер достал найденные недавно на остановке деньги. Сущие гроши, но на водку хватит.
— Посиди с ним, дружок. Я сейчас вернусь, — старик похлопал ладонью по ногам Фила, достал из рюкзака недоеденную колбасу и отдал её разместившемуся на замёрзших ногах Фила другу.
Холодный ливень и не думает прекращаться. Артчер попытался было бежать, но куда там до этого старику. Потихоньку доковылял до ближайшего магазина. Дёрнул дверную ручку. Открыто.
Внутри тихо, сухо и уютно.
— Папаша, тебе чего надо? — из-за кассы его тут же поприветствовал прыщавый подросток, соорудивший, не пойми из чего, вполне понятное высокомерие на лице. — Тут тебе не ночлежка. Проваливай!
Уже давно привыкший к подобным вещам старик пропустил всё услышанное мимо ушей.
— Водка есть?
— А деньги есть? — ответил подросток с ещё большим высокомерием в голосе.
Дрожащими от холода руками старик аккуратно положил на кассу деньги, глядя при этом в глаза продавца.
Голубой, светлый взгляд старика какими — то силами незаметно для парня стер с его лица высокомерие.
Старик шмыгнул носом. Вытер его тыльной стороной трясущейся от холода руки.
Парень молчал.
Артчер ждал.
Продавец, наконец — то перевёл взгляд на горстку монет. Куда — то пошёл.
Под стариком собиралась лужа от стекающего с него дождя.
Послышались шаги. Парень вернулся с бутылкой.
— Но вы же не пьёте.
Дрожь отошла.
— А тебе откуда знать?
Парень опустил взгляд вниз.
— Я вас знаю. Вы мистер Артчер, верно?
Старик продолжал молчать.
— Ваша мама. Это ведь она когда — то работала воспитателем в приюте на окраине города?
Сердце старика забилось сильнее. Он услышал что — то о своей матери от постороннего человека впервые за много лет.
— Да.
Парень поднял взгляд.
— Вы уж простите. Поймите, всякие сюда заходят.
Было так тихо, что шум разбивающихся о пол капель разносился тихим эхом по просторному торговому залу.
— Вот, возьмите.
